Юлия Куркан - Волчья сказка[СИ]

Он лежал прямо посреди поляны, заросшей клевером. Лениво развалился, словно знал, что она придет, и ждал её. Ведьма мстительно прищурилась, но… он внезапно поднял голову, и серьезно посмотрел ей в глаза.

Марика увидела это словно воочию: извилистая лента дороги, ветер бьющий прямо в лицо, бешенная круговерть метели, и большой, поджарый, серебристо-серый зверь, своим бегом разрывающий время.

И опять все остановилось. Звуки, движения, сердца — все.

А потом он, разрывая вязкую паутины тишины, перекувыркнулся через голову, и встал высоким худощавым мужчиной, с резкими, словно вырезанными ножом чертами лица, серебристо-седыми волосами и глазами цвета осеннего грозового неба.

Ведьма настороженно попятилась.

— Что тебе нужно, ведьма? — он приближался неторопливо, мягким шагом, таким, когда под ногами не хрустнет веточка, не шелестнет листок. Заворожено наблюдающая за ним Марика, не забывала делать осторожные шаги назад.

— Шкура понадобилась — на доху не хватает, — огрызнулась она.

— Извини, — он развел руками, — Мне она и самому пригодится.

— Извини… — что хотела сказать ведьма так никто и не узнал. Нельзя долго пятиться в лесу, и не напороться на какой-нибудь злокозненный корень. Громко ойкнув, и помянув чью-то мать, ведьма звучно упала. Он тут же оказался рядом. Марика доверчиво потянулась к нему, но он лишь с усмешкой отстранился и покачал головой. Потом протянул руки и осторожно вынул небольшие гранатовые сережки из её ушей. Оказавшись на земле, они превратились в двух маленьких гадючек, и, недовольно шипя, уползли в лес. За ними последовала простая берестяная плетенка, удерживающая черные ведьминские кудри, и превратившаяся в крупную ящерицу с толстым ярко-синим зобом. На землю упали еще два простых колечка, и сложного плетения берестяной браслет, которые, взорвавшись, оставили после себя глубокие воронки.

— Все, — с кристально честным лицом, она посмотрела ему прямо в глаза. Волк прищурился, смотря на неё сквозь полуопущенные ресницы. А потом усмехнулся, резко протянул руку, и вытащил из ворота её рубашки длинную тонкую иголку.

— Ядовитая, — насмешливо сказал он. Марика пожала плечами, мол, сам знаешь, чего тогда зря воздух сотрясать?

А потом он потянулся вперед, резко повалив её на землю. Несколько мгновений они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Казалось, сам воздух сейчас заискрится от того огня, что, невидимый, бушевал между ними.

Он поцеловал её жарко, страстно, на грани боли.

И кто сказал, что перевертышам положено бояться ведьм?

Кто сказал, что осенние ночи бесприютно-холодные?

Кто сказал, что лед не может гореть?

В эту ночь ледяной панцирь, сковывающий её сердце столько лет, разбился вдребезги, осев прозрачными слезинками на черных ресницах.

Никто не умеет любить так, как волки. Они находят свою самку раз и навсегда. А потом готовы отвоевывать её хоть у Подземья, хоть у Поднебесья. Их любовь — не собачье брехливое тявканье, их любовь — мрачное, безмолвное чувство, связывающее крепче стальных цепей.

На рассвете он ушел. Еще не успело осесть наземь его прощальное: «Я вернусь», как она поняла — вернется. Через седмицу, через месяц, через год, но обязательно вернется.

Ведьмы умеют ждать как никто другой.

Он пришел через две седмицы. Марика возвращалась домой из леса, неся в руках небольшой стожок знахарских трав, и уже у ворот почувствовала — вернулся. Он спал на её кровати, там, где всегда спала она. От него терпко пахло чьей-то кровью, костром и железом. Она легко, едва касаясь, провела рукой по жестким серебристо-седым волосам, и принялась готовить еду.

— Марррриша, — раскатистое басовитое рычание разнеслось по дому. Он неслышно встал, подошел сзади, и обнял её, уткнувшись носом в густые черные волосы, пахнущие лесными травами, пытаясь вобрать как можно больше этого запаха, запомнить его, раствориться в нем.

— Альк, — она слегка откинулась назад, греясь его теплом. — Холодно, — невесть с чего пожаловалась она. И тут же оказалась у него на коленях, сжатая так, что трудно было дышать, наслаждаясь теплом, размеренным стуком его сердца и грубоватой лаской.

Ночь укрывала землю милосердным темным покрывалом. В ведьминской избе все так же горел светец.

Она слегка охнула под тяжелым телом.

— Альк, если мы сейчас… В общем, будет волчонок… Если не хочешь… — сбивчиво шептала ведьма, не в силах поднять глаз и посмотреть в лицо своему волку. Он сам подцепил её лицо за подбородок, долго смотрел глаза, и вдруг покачал головой, словно сетуя кому-то на глупость своей ведьмы. В глазах, цвета грозового неба маленькими молниями посверкивали смешинки. А потом, ничего не говоря, он поцеловал её жестко, крепко, словно пытаясь выпить её душу, и вдохнуть взамен свою…

Волчьей любви не нужно пустых слов.

— Мама! — Марика вздрогнула от беззвучного крика. Перед глазами мгновенно встала полянка на опушке леса, сереброволосая черноглазая девочка двенадцати весен, и широкий круг деревенских подростков, взвешивающих в руках камни, палки, а то и просто комки грязи. Девочка стояла, прижавшись к тонкому деревцу, и затравленно озиралась. Воздух, тонким голоском засвистел у ведьмы в ушах. Волки всегда защищают своих детенышей.

Она успела. Дети не спешили нападать на беззащитную жертву. Подражая своим родителям, они подогревали себя и свою смелость руганью. Они наслаждались властью над загнанным в угол существом. Марика с ужасом заметила, как глаза дочери затягивает мутная пелена звериного безумия. Верхняя губа медленно тянется вверх, пытаясь обнажить детские еще, но волне уже заметные клыки.

Действовать приходилась быстро.

— Это что такое? — громким строгим голосом спросила она. Детеныши неторопливо-нагло повернулись к ней.

— О! — медленно протянул самый старший, ободранный парень лет четырнадцати. Заметная склонность к полноте и белесые жидкие волосы выдавали в нем фамильную схожесть со старостой. — Сама ведьма пожаловала своего выродка защищать! — остальные поддержали его насмешливым свистом и улюлюканьем.

Тем временем, никем не замеченная, её дочь закончила превращение, и молодая волчица-сеголеток бесшумно скрылась в кустах.

Марика медленно подняла глаза и поймала взгляд старостина сынка. Наглости в последнем явно поубавилось. Вместо неё там появился ужас. Он тоненько завыл на одной ноте, схватился за живот, и, скорчившись, упал на землю. Ведьма перевела взгляд на застывшую в страхе кучку подростков.

— Ну, — обманчиво спокойным голосом спросила она. — У кого-то еще есть какие-то вопросы?